0xFF

Там про это ни слова, наоборот! (ещё больше букафф и нет, автор не я) 

"...

Поначалу никто не думал о пистолетах, динамите и кинжалах.

Теоретики из организации «Народная воля» решили добиться крушения

ненавистного царизма, просвещая и агитируя крестьянство. Беда только в том,

что настоящего крестьянства, его желаний и образа мыслей образованные

господа просто-напросто не знали. Вот характерное признание в мемуарах

одного из них (фамилия и национальность не имеют в данном случае никакого

значения, поскольку речь идет о типичнейшей фигуре): «Народа я не знал, так

как родился в городе, деревни почти не видел, да, кроме того, я был чужим

этому народу по крови. Русскую историю я тоже плохо знал. Признаться, не

любил я ее. Уж очень скучной она мне казалась. И я, такой любознательный и

прилежный, прочитавший так много по истории революционных движений на

Западе, ничего не читал по русской истории. Мне казалось, что она ничего не

может сказать ни моему уму, ни моему сердцу». Эту проблему наш

революционер разрешил очень просто: завалил свой стол трудами русских

историков, пару месяцев их усиленно штудировал, потом решил, что

теоретически он теперь абсолютно подкован – и кинулся агитировать народ.

То, что он был евреем, никакой роли не играет. Есть двухтомные

интереснейшие мемуары стопроцентного русского Н.А. Морозова, одного из

руководителей «Народной воли», сына (хотя и незаконного) богатого помещика.

Этот родился в деревне, в имении – но крестьянства опять-таки не знал, как и

его славянские друзья, почти сплошь благородные дворяне либо помещики

вроде Лизогуба, потратившего «на революцию» свое несметное состояние…

Им отчего-то стукнуло в голову, что русский мужик спит и видит две заветные

мечты: во-первых, скинуть царя, во-вторых, после прихода свободы немедленно

устроить нечто вроде описанных французским фантазером Фурье «фаланстеров»:

всю землю сделать общей и коллективно работать на ней с песнями,

поселившись опять-таки в общежитии. Основываясь только на этом, они и

начали! Они написали суконным языком, который почитали за «народный», кучу

примитивных брошюрок, напечатали их в тайных типографиях и отправились

«в народ» распространять свои идеи. При этом неумело переодеваясь в

«народные костюмы», отчего получалась сущая комедия. Морозов сам

вспоминает, как озадаченно скреб в затылке один из его друзей, когда агитатор

впервые показался ряженым: – Черт знает что! Посмотришь сзади –

натуральный рабочий. Посмотришь спереди – переряженная мужичком актриса…

Интереснейшее чтение – мемуары Морозова! Категорически рекомендую!

Очень быстро незадачливые агитаторы убедились, что сложившиеся у них в

башке идиллические картинки ничего общего не имеют с грубой реальностью.

Во-первых, мужичок, если кого и ненавидел, так это местных мелких начальников,

а к царю относился со всем почтением. Во-вторых, этот самый мужичок мечтал

не о том, чтобы колоннами шествовать на «общие» поля и жить в общаге, а хотел

всего-навсего прирезать себе еще землицы, да побольше, и хозяйствовать на ней

полновластным собственником, без всяких фаланстеров… Книжки мужики, правда,

брали охотно – и просили приносить новые, как можно толще. Спервоначалу

народовольцы умилились этакой тяге к просвещению, но очень быстро

настойчивые просьбы «потолще да потолще!» их насторожили. И выяснялась

ужасная вещь: мужик, даже грамотный, агитационных брошюрок не читает вообще.

Пускает бумагу на цигарки или находит ей еще более прозаическое применение…

Естественно, ему нужны книжки потолще…

Увлекательнейшее чтение – записки Морозова! Романтический юноша впервые

попал «в народ», смотрит прямо-таки глазами марсианина. И на каждом шагу

убеждается, что кабинетные схемы не имеют ничего общего с реальностью.

Народовольцы, например, отчего-то решили, что хлебороб считает городского

ремесленника отбросом общества, но мужики, оказывается, питают нескрываемое

уважение к владеющему специальностью горожанину. По подложному паспорту

Морозов – печник, но работает лесорубом (неумело, конечно). Крестьяне удивлены

несказанно – у человека престижная профессия, а он дурака валяет…

Морозов лепечет, что он-де ищет в деревенской жизни высшего совершенства и

истины, что вызывает у мужиков искреннее недоумение. «Сектант, поди, какой»,

– наконец выносят они вердикт и успокаиваются, решив для себя загадку…

Вот «печника» самым наглым образом обсчитала разбитная кабатчица, и юноша

задает себе резонный вопрос: «Неужели после установления всеобщей свободы эта

хитрая баба станет святой Лукрецией?». А это они отчего-то полагали, что

«казнь тирана-императора» и провозглашение всех и всяческих свобод

автоматически приведут к молниеносному перерождению бывшего «темного

народа», и в России тут же воцарится всеобщая братская любовь…

Тут бы и остановиться, тут бы и задуматься: если реальная жизнь ничуть не похожа

на ту, что народники о ней нафантазировали, не честнее ли забыть о прокламациях

и дурацкой агитации? Наоборот! Народовольцы принимают другую программу

действий: если народ темен, туп и не понимает своего счастья, его надо победить

(подлинное выражение одного из теоретиков). Некий Зайцев пишет: коли уж

выяснилось, что народ «туп и глуп», то «не следует ставить его на пьедестал», а

следует… «действовать против него решительно»! Никаких большевиков еще и

близко нет! Ленин с Троцким еще сучат ножонками и писаются в пеленки,

Дзержинский по крайнему малолетству еще даже кошек не мучает.

А «прогрессивные революционеры» уже решают железной рукой повести народ

к счастью вопреки его воле…

И начинается! Рождаются самые идиотские проекты: то устроить еврейский

погром, чтобы народишко почувствовал вкус к бунту; то поджечь леса и свалить

на помещиков, недовольных освобождением крестьян; то написать золотыми

буквами поддельную царскую грамоту с призывом уничтожить помещиков, и

читать ее крестьянам под видом посланцев «из дворца»…

Какое-то время по инерции еще продолжается «хождение в народ», но мужики,

не мудрствуя, берут переряженных господ за шкирку и сдают полиции.

Тогда-то и начинается стрельба… Кровь алая!

1878 г. Генерал Трепов, один из высоких полицейских чинов, велел высечь

политического заключенного – что, конечно, не назовешь пристойным поступком.

Но реакция на него несоразмерна – юная Верочка Засулич, дворянка из богатой и

знатной семьи, всаживает в Трепова шесть пуль из револьвера.

Ее судят и… оправдывают! В любой европейской стране девицу вмиг

закатали бы в каторгу до конца жизни, но в России присяжные ее оправдывают

при откровенном попустительстве председателя судебной палаты Кони,

а собравшаяся на улице толпа встречает террористку громом оваций… Это

категорический перелом в общественном сознании, искорка, из которой

разгорится пламя, охватившее после всю Россию…

Трезвомыслящие люди, конечно, остались. Вот выдержки из писем того времени:

«По-нашему, все эти „балаганных дел мастера“, изменники: Кони, председатель,

судивший Засулич, Александров, защищавший ее, прокурор, столь бережно

обвинявший ее, присяжные, оправдавшие ее… как юродивые и изменники,

должны быть казнены или сосланы в каторгу».

«Сенаторы, и многие тузы прямо играют в руку социалистам… довольно

кокетничать с так называемыми либералами, пора замазать им рот, кто бы они ни

были, сенаторы ли, председатели ли судов…».

К сожалению, возобладали другие настроения. Вера Засулич стала кумиром

образованной публики. Кони получил нешуточное повышение в судебной системе.

Охотнорядские мясники, кулаками разогнавшие демонстрацию буянивших

студентов, на много лет вперед ославили себя, став символом самой темной

реакции…

Буквально через год народоволец Соловьев стрелял в императора!

И началась пятнадцатилетняя «дикая охота» за Александром II.

Степан Халтурин устраивает взрыв в Зимнем дворце – но свою фамилию

оправдывает полностью, и получается полная халтура: царь не пострадал,

но погибли несколько десятков человек из самого что ни на есть простого народа,

солдаты и слуги. Это никого не останавливает, случайные жертвы преспокойно

списывают в «неизбежные издержки». Самое страшное, что появляется целое

сословие «профессиональных революционеров», видящих смысл жизни

исключительно в борьбе любыми средствами против всего и всех, что только

стоит у них на дороге…"