" Краснорожий этот монах гордо выставлял напоказ свой тройной подбородок и толстое пузо.
- Несчастный! - восклицал он, воззрившись на кого-либо из слушателей. -
Несчастный! Ты - в аду! Пламя жжет тебя нещадно. Ты кипишь в котле с
маслом, в котором жарятся oliekoek'и [пончики (флам.)] для Астарты. Ты -
колбаса в печи Люцифера, ты - жаркое в печи главного беса Гильгирота, вот
ты кто, и тебя еще сначала изрубили на мелкие кусочки. Взгляни на этого
великого грешника, пренебрегшего индульгенциями, взгляни на это блюдо с
фрикадельками - это ты, это ты, это твое грешное, твое окаянное тело. А
какова подлива? Сера, деготь, смола! И все несчастные грешники
употребляются в пищу, а потом вновь оживают для новых мучений - и так без
конца. Вот где воистину плач и скрежет зубов! Сохрани, господи, и помилуй!
Да, ты в аду, бедный грешник, и ты терпишь все эти муки. Но вот за тебя
уплатили денье - и деснице твоей вдруг стало легче. Уплатили еще полденье
- и обе руки твои уже не в огне. А прочие части тела? Всего лишь флорин -
и они окроплены росой отпущения. О сладостное прохлаждение! Десять дней,
сто дней, тысячу лет - в зависимости от взноса - ты не жаркое, не
oliekoek'и, не фрикасе! А если ты не помышляешь о себе, окаянный, то разве
в огненных глубинах преисподней нет других страждущих душ - душ твоих
родственников, твоей любимой супруги, какой-нибудь смазливой девчонки, с
которой ты часто грешил?"