ВходНаше всё Теги codebook 无线电组件 Поиск Опросы Закон Воскресенье
19 мая
1271206 Топик полностью
=L.A.= (27.12.2022 16:41, просмотров: 278) ответил Kpoк на Прилепин Лагунову. Лично.
Также читаем рассказ советского художника Михаила Владимирова про оправдание воровства в СССР (ссылка): 

https://konstantinus-a.livejournal.com/1628026.html


Родившись в 1961, я закончил школу при еще живом и горячо любимом ЛИБе, и по этому я считаю себя полностью продуктом 70-летней советской общеобразовательной школы.

Чему нас учили:История всего человечества – это история борьбы народных масс с угнетателями ради установления материальной справедливости. «Грабь награбленное» — лозунг, под которым в советской школе преподавалась как история России так процесс созидания великого Советского Союза.

Разин убил купцов, получил (украл) товар – молодец.

Пугачев сжег крепость, забрал (украл) государственную казну – молодец.

Народовольцы взорвали царя (украли его жизнь) – молодцы.

Революционные массы экспроприировали (украли) дворцы, усадьбы, заводы… – молодцы.

Матросня изымала (крала) у буржуев все подряд – молодцы.

Рабочие экспроприировали (крали) излишки зерна у крестьян – молодцы.

Ленин отнял (украл) землю у помещиков – молодец.

Крестьяне получили ворованную землю – молодцы.

Колхозы у крестьян отобрали (украли) землю – молодцы.

Большевики у Церкви экспроприировали (украли) имущество и здания – молодцы.

Можно и дальше продолжать этот список из учебника истории, но воровству учили не только в школе.

Воровство проповедовалось в музеях, когда экскурсовод в Эрмитаже с гордостью рассказывал, что эта картина экспроприирована (сворована) у такого-то. Хорошо помню, что когда мы с мамой вышли после экскурсии из Ярославского художественного музея, она на ухо сказала мне: «Ты понимаешь, что все, что мы видели, ворованное, а хозяева убиты?».

Норма воровства проповедовалась через искусство, когда великие советские композиторы брали (воровали) чужие мелодии и выдавали за свои.

В 1970-х годах унести домой то, что тебе нужно с работы (украсть) было общепринятой нормой. Одна наша знакомая, доктор экономических наук, жившая в коммунальной квартире, говорила, что над ней смеются все соседи: «Из всей советской экономики ты домой только бумагу с карандашами припереть-то можешь!».

Тащили всё: две доски, десяток гвоздей, занавески, лампочки, спирт из НИИ, продукты из общепита. У одного знакомого врача дома стоял рентгеновский аппарат, который он украл из больницы. Я не говорю о рабочем времени, которое кралось у государства ежедневно через чаепития, разгадывания кроссвордов, посещения магазинов и парикмахерских. Мы поступали в вузы по блату, воруя места у других…

Я не знаю, стоит ли продолжать дальше, но привитие на подсознательном уровне нормальности воровства происходило повсеместно и ежечасно.

Да, я не был исключением. В 18 лет я считал, что если я не прихватил (украл) на колхозном поле кочан капусты, случайно проходя мимо, то день прожит зря. Будучи художником, я делал подрамники из ворованных досок, натягивал на них сворованный в театре холст, грунтовал его желатином, сворованным нашей соседкой из столовой, и писал украденными из типографии красками. Вы думаете, что кто-то из моих знакомых не знал об этом? Знали все, это не нужно было скрывать, более того, мелкое воровство у государства было доблестью. Я ни разу не испытал чувства стыда в те годы.

Воспитание отношения к воровству, как к норме жизни имело двусторонний развращающий эффект. С одной стороны, большинство было готово украсть то, что им может пригодиться; с другой стороны, каждый был готов к тому, что то, что ему принадлежит, может быть экспроприировано (украдено) в любой момент.

К 90-м годам в Советском Союзе было воспитано уже третье поколение людей на идеале воровства. Трагедия 90-х, на мой взгляд, определяется именно этим. Тот, кто мог украсть, крал. Тот, кто терял, этому не удивлялся и не пытался сопротивляться. 90-е стали как бы экзаменом на усвоение воровских уроков, преподанных за время советской власти. И мое поколение экзамен сдало на пятерку. Кто мог, приватизировал (крал). Кто терял, молчал.